Так ли плох наш президент - "батька" Лукашенко!.. - 2 часть (на этом форуме). ...

Капризы дяди Федора.
Несколько лет назад дом Федора Лукашенко был жалкой развалюхой, будто брошенной посреди улицы. Огородом мужчина не обзавелся, забор разобрал на дрова. Когда Александрию облагораживали, решили обновить и хату Лукашенко — чтобы не было бельма на глазу. Фасад обили досками, крышу залатали, двор обнесли аккуратным забором. С тех пор оппозиционные издания перестали пенять президенту, что тот бросил стариков помирать. Жаль, никому из журналистов не довелось побывать в доме Федора Трофимовича. Может, тогда они бы изменили свое мнение?
Калитка распахнута настежь. Стучу в дверь. Тишина. А ведь односельчане Лукашенко судачили, что дверь к старику давно выломали приятели. Но Федор Трофимович не серчал на земляков. Опохмелиться принесли, и слава богу. А дверь — на кой она нужна? Брать в доме нечего. Все давно пропито…
Из-за угла робко выглядывает сторожевой пес. Неуверенно подает голос и тут же прячется обратно.
— Вы в окно постучите, собака не кусается, она сама до смерти перепуганная. Дружки Федьки ее колотят нещадно. Да и голодная она, ее ведь неделями не кормят, — советует прохожий-здоровяк.
Совет пришелся кстати. Через несколько минут на пороге появился хозяин. Седая борода, лысый затылок, нос картошкой, голубые глаза, в нижнюю губу упирается единственный расшатанный зуб. “Будет пьяный — взашей прогонит, трезвый — поговорит”, — вспоминается предупреждение соседа Федора Трофимовича.
Мне повезло. Лукашенко приглашает в дом.
— Что это вас ко мне занесло? — удивляется старик. — Журналистов у меня отродясь не было. Да и шо я могу рассказать? Про Саньку вам надо? Так я воспитывал его еще пацаненком. Жили отлично. Все было… И драки, и радость, и горе… Как без этого? Правда, племянничка я уже давно не видел. Вот недавно без моего ведома хату обновили, прежнюю дверь заколотили, новую построили. Но дом все равно разваливается. Фундамент на двух кирпичах держится. А внутри так давно все в негодность пришло.
Прав старик. Прогнившие от сырости доски образовали в полу щели с кулак. Печка покосилась, вот-вот рухнет. Давно облупилась и настенная штукатурка. В единственной комнатке — кровать с прожженным матрасом, стол со стулом, на потолке — лампочка Ильича. В прихожей, где мы беседовали с Федором Трофимовичем, даже присесть не на что. За небольшим обеденным столом — пара мутных стаканов, початая банка с заплесневевшим лечо, в консервной жестянке — остатки слипшихся макарон. Мужчина берет стакан, черпает из ведра воду.
— Сушняк мучает! — утирает бороду собеседник.