Россиянам

[SaschaBelaj]

Степень сытости влияет на степень глубины памяти. Концентрация на желудке и на «житейских потребностях» переносит в подсознание важнейшие элементы человеческого Я, его историю, его настоящее и будущее. Но ведь в определённые моменты память становится важнейшим питательным источником для инстинкта самосохранения. Волей-неволей приходится возвращаться к этой мысли при виде бравых натовских генералов, бряцающих оружием и строящих незамысловатые расчёты: у нас денег больше во столько-то крат, значит, и наше превосходство над Россией неоспоримо. Сытость застилает глаза, делает человека вальяжным и… незащищенным. Демократическая сытость особенно отвратительна, поскольку она граничит с тоталитаризмом.

Запад сознательно пытается забыть о Войне. Всеми силами, со всей своей утробной обречённостью. Впрочем, для Америки и войны-то, по большому счёту, не было, как минимум, её не было в нашем, отечественном, понимании – с неё невосполнимостью, с ампутированностью любви и гангреной человечности, с её генетическим, межклеточным страхом перед жестокостью. Америка вышла из Второй мировой окрепшей и разбогатевшей.

Сегодня мы в полной мере становимся свидетелями результатов этой общечеловеческой катастрофы. Богатая Америка до поры-до времени держала в кармане свои «покупки», сделанные «про запас» после 1945-года: целые страны, политических лидеров, системы средств массовой информации европейских государств.

И сегодня все они с истеричным воодушевлением начинают скандировать: «Не было Войны»! «Россия – агрессор»! Их сытая прямолинейность рождает наш страх перед тем, что все может повториться так, будто и не было трагичных уроков...

«Хотят ли русские войны?» — кощунственно спрашивал Арсений Яценюк в ООН весной этого года, как бы сознательно демонстрируя отсутствие сакральных табу в своём сознании, воспитанном в американской «системе координат». «Святого», в смысле, правильного, человечного, сострадательно-бережного – ничего такого не осталось в сознании тех, кто сегодня нагнетает военную истерию: то разыскивая «подводную лодку», то «бомбардировщик», то танковые колонны, якобы принадлежащие России.

А остался ли где-то ещё гуманизм? Война-то была мировая. В середине декабря исполняется 77 лет с момента печально знаменитой «нанкинской резни» – зверств, учиненных в 1937 году японскими военными в городе Нанкине, «южной» столице Китая. Вообще, нападение Японии на Китай в том году стало важнейшим геополитическим событием для всего человечества. Однако точкой отсчёта, системой координат для западных, да и отечественных ученых оно так и не явилось. Несложно понять, почему.

На границе с Японией мы всю войну держали несколько армий (Особый Дальневосточный Краснознамённый фронт) на случай агрессии, которая в определённые моменты была более чем реальной. Мой дед служил в одном из таких подразделений. Однако все силы, эмоции, разум были брошены на противостояние западному противнику, фашистам. А почти сразу после войны – объединившимся «западным империалистам», как принято было их тогда называть в системе советской пропаганды. Цивилизационное противостояние происходило именно на западном фронте.

Проблема состоит в том, что мы не привыкли считать себя самостоятельной цивилизационной единицей. Борьба с фашизмом сводилась к борьбе гуманистов с нацистами, и в этом смысле мы никак не отделяли себя от западных антифашистов, бывших «передовым отрядом» борьбы с мировым злом. А ведь зря: именно русское, советское ощущение правды, истины, необходимости отдать все силы на борьбу с врагом стало законченным и оформившимся, а главное, результативным и эффективным цивилизационным порывом. Это тем более удивительно, что практически то же самое происходило и на Дальнем Востоке, и тоже с нашим участием!

Например, события на Халхин-Голе в Монголии, с которой у СССР был договор о взаимопомощи, некоторые японские историки по-прежнему называют «второй русско-японской войной». Агрессивное вторжение «самураев» имело целью поставить под угрозу ветку Транссибирской железнодорожной магистрали, проходившей вдоль северной границы Монголии, и являвшейся важнейшей транспортной артерией, соединявшей запад и восток СССР. А годом раньше японцы вторглись непосредственно на нашу территорию, на стыке границы с Китаем, на озеро Хасан. В обоих случаях они понесли колоссальные потери и были разгромлены. В нашей, ориентированной на Запад историографии, эти события часто называют «военными конфликтами», хотя, как видим, в восточной «системе координат» они принимают совершенно иной масштаб.

И если учесть, что ещё за год до локальной войны на озере Хасан японцы вторглись в Китай, захватили Пекин, а потом и новую, «южную» столицу империи – Нанкин, то вполне можно утверждать, что гитлеровский «сценарий» мировой войны уже в 1937 году, со всей основательностью и жестокостью, начал «отрабатываться» японскими империалистами. И удивительно (а может, и неудивительно вовсе, а вполне закономерно), что именно сегодня, в момент накручивания антироссийской истерии со стороны Америки, именно Германия со стороны Запада, и Япония – с Востока, становятся главными проводниками «санкционной политики».

Можно объяснить это странное совпадение «купленностью» экономик обоих государств американцами. Но, вероятнее, гораздо продуктивнее увидеть в этом продолжающийся цивилизационный конфликт, имевший место в конце тридцатых годов прошлого века...

Почему нам сегодня так важно «освежить взгляд», по-новому взглянуть на истоки Второй Мировой? Конечно же, не только потому, что именно Китай сегодня стал важнейшей геостратегической опорой России, её «окошком в мир» на фоне проржавевшего «железного занавеса», который с натужным скрипом пытается раскрутить перед нашей страной Америка. Положение России как «цивилизационного рубежа» заставляет нас быть постоянно на изломе культур, экономических интересов, политических амбиций, в конце концов, житейских мировоззрений.

Особенно это важно ещё и потому, что война современная – это прежде всего война информационная, где важнейшее значение имеют «системы координат» и «точки отсчёта»: умение навязать противнику собственные представления является половиной военного успеха. Неспроста западные СМИ, например, «Немецкая волна», всеми силами стараются транслировать на Россию незамысловатые тезисы: русские – это европейцы, но, так сказать, «недоделанные», «неокультуренные», «варварские» европейцы, ведущие себя как невоспитанное дитя в светском обществе. Для западных идеологов мы — люди второго сорта (как это повторяется с идеологемами Геббельса середины прошлого века)! И массовое обывательское сознание на Западе с улюлюканьем и смакованием подхватывает эти пропахшие нафталином и кровью лозунги.

Вот почему нам особенно важно услышать чужую боль. Например, китайскую. Их представления о том, где и как прошлась Вторая мировая война по человеческим судьбам, нужны нам для того, чтобы почувствовать… собственную «самость», уникальность и независимость. Семидесяти семилетие «нанкинской резни» – очень хорошее основание для такой рефлексии. Китай в конце тридцатых годов принял на себя всю мощь удара японских вооружённых сил, отвлекая Японию от массированного и масштабного вторжения в СССР. Но какой ценой!

Декабрь 1937 года – это более 300 тысяч жертв только в Нанкине. Их сжигали, закапывали заживо, в массовом порядке отрезали головы. Степень зверств была абсолютно запредельной, совершенно не уступавшей «немецким аналогам». И показательно, что даже сегодня японские политики, соглашаясь в целом с фактами геноцида, стараются принизить и замолчать эпизоды античеловеческих зверств в Китае.

Таким образом, новый, не обремененный западными стереотипами взгляд на истоки и начало Второй мировой войны позволяет взглянуть на СССР и на Россию как на объект постоянного и неослабевающего геостратегического интереса со стороны агрессивно настроенных империалистов, а также на то, что именно Китай является нашим историческим союзников в этом противостоянии. Быть может, именно поэтому сегодня так много сил уделяется западными идеологами тому, чтобы посеять сомнения в обоснованности и оправданности российско-китайского сближения. Ведь именно оно становится знаком сплочения здоровых сил человечества перед неонацистской угрозой.

Ким Слапогузов, специально для «Посольского приказа»