Шум за окном прервал ее тяжкие мысли. Возле ворот дома затарахтел Сашкин «уазик».
Он ввалился в дом, бухнулся на диван, раскинув толстые ляжки.
— Устал, мать. Заела работа. Учуяли про меня, комиссий разных напустили.
— А Лариска Маськова в комиссию входит? Против тебя борется или нет?
Санька, мигом вскочив, заорал:
— Да какая еще Лариска?
— Возле хаты которой машина твоя ночует, а ты, кобель поганый, в кровати подчуешься... Пошли мы однажды в суд, так надо было дело и добивать.
— Вранье все да бабьи сплетни... А в суде ты сама струхнула. Теперь они нам не нужны. Скоро я съеду, совсем съеду. Не понимаешь? Сейчас уже все понимают, у кого мозги шевелятся...
Она вспомнила операцию после аварии в 1982 году. И когда у него начались припадки эпилепсии, лекарства горстями глотал. Предупреждали ее врачи, что может стать ненормальным...
— Да зачем я с тобой осталась, когда пластинку в голову вставили?! Была бы свободной и хлопцы счастливыми... Блядуешь, жизни нет. Соседи надо мной смеются.
«Вот бы исчезнуть куда-нибудь, да надолго, чтобы глаза ее не видели», — со злорадством подумал он.
— Давай развод и лети на все четыре стороны...
— А дети куда пойдут?
— А хоть куда. Я такое еще всем устрою... Представить не можешь... А с этими бабами отвали от меня!
— А Надьку Горбузову помнишь? Мало ее раздирал? Не помнишь, как муж ее засаду на тебя устроил? Просадил жаканом машину насквозь, а ты, сука, спасся...
Он вскочил с дивана, натянул телогрейку:
— Ты много, много чего можешь вспомнить? Кто ты такая? Помолчала бы...
— А Надьку Вашкевич ты тоже не помнишь? Сильно вы с ней в обществе «Знание» общались... Весь райком партии на ушах стоял. Думаешь, я не знаю, чего ты «Знание» на сверхсрочку променял?! Я помню — пришла в райком с жалобой, а Надька Вашкевич следом за тобой уволилась по собственному желанию. И уехала в Молодечно.
Галину Родионовну понесло. Все, что копилось в ней годами, разом хлынуло: слова, слезы, старые и новые обиды...
— Нехорошо, позоришь ты меня. На работу стыдно ходить. Только и говорят о твоих похождениях – третьего сына Горбузихи бабы Лукашком называют. Я его приделала ей или ты?
— Да ты вообще оборзела, — взвился Лукашенко, — деревенских сплетен наслушалась! Против меня заговор в совхозе зреет. И ты, я вижу, с ними заодно. Какой еще такой Лукашок? Да ты не п..., лучше сразу в прокуратуру на меня напиши.
|