«Или блядуешь, или людей избиваешь»
Дождь бил прямо в лицо. Дорога расползлась. Галина едва доплелась из детского сада до хаты. Мог бы и довести... Обещал ведь, звонил, а потом опять, кот помойный, пропал неведомо куда... Хотя вся деревня знает, куда. К Маськовой. Захотела бы, так выгребла бы его из Ларискиной хаты за облезлый, зачесанный по примеру дядьки Трофима, чуб... А что он там, так сомнений нет, только не хочется ей мараться о потную морду. А тут еще Алла Коноплева, подружка так называемая, жена участкового Володи Коноплева, когда голоса для регистрации кандидатом в Президенты собирали, подошла, обняла, спросила, как дела, да и рот кошельком раскрыла:
— Иду я , смотрю, автобусы для сборщиков голосов разъезжаются. Под командой, ясное дело, моего Володьки...
— И что?
— Да как что?! Лариска Маськова не одна, сука, приплыла, а с дочкой. Мол, в помощь, голоса для Сашки собирать... А машина его опять возле хаты ее стояла всю ночь.
— Ну молодец. Спасибо тебе огромное.
Галина не скрывала своего раздражения.
— Да не за что, ты прости, я это так, по доброте и открытости. Держи своего кобеля на цепи — сорвется, никакими коврижками не заманишь...
В доме стояла гнетущая тишина. Казалось, что остановились даже вечно спешащие часы-ходики.
— Дура я, дура, — горько вздыхала Галина, — куда мои глаза глядели? Не зря говорила свекровь, что он с малолетства под подол к девкам лазил. Видно, кровь цыганская бурлит. Да и дурень он отпетый. А у дурней, как говорят на деревне, стоит, как у быка-производителя.
Сейчас он ходит гоголем — а кем раньше был? Ни на одной работе не держался, поработает с полгода — и все, сидит дома, бумаги на бывших сослуживцев строчит.
Если б мама моя его в институт не пристроила — до сих пор бы мух ловил да к себе в штаны запускал. Об этом юношеском ротозействе как-то за чаркой рассказывал его школьный друг Колька Шебеко.